1. Слово древних ораторов

Античности мы обязаны многими риториками, размышлениями о слове. Мудрецы античности стремились понять, что есть красота, уделяли внимание и содержанию, и особенно форме, неотделимой от содержания. На примере античных мужей мы можем нечто вам рассказать и показать, относящееся к такому публичному слову. Известно, что древние трибуны были именно учителями жизни. И демагоги, т.е. водители народа, вожди народа, не были ни софистами, ни циниками, но они заставляли себя уважать своей чистой и добродетельной жизнью, насколько добродетельными могут быть язычники. Поэтому слово их всегда воспринималось народом как слово жизни, слово действенное, действующее. Оттого и слово «поэт» по-гречески, как мы говорили, переводится как «человек, свершающий нечто, изменяющий», а не просто на ветер бросающий слова.

Из античных риторик мы узнаем о триединой задаче, которую ставили перед собой трибуны. Вот посмотрите, какая у них была благородная задача.

1. 1. Docere

Первая составляющая этой задачи выражается латинским глаголом «docere». «Docere» – значит «учить». Откуда пословица: «docendo discimus», т.е. «уча, сами учимся». Нужно просвещать не ведущих истины, нужно запечатлевать истину в уме человеческом. Вспомним слова о. Иоанна Кронштадтского: истина весьма проста. Для нас истина – это Бог, и истинно все то, что ведет к Богу, а путь к Богу совсем не сложный, не усложненный. Путь к Богу чужд умствований, путь к Богу лежит не через силлогизмы, не через хитросплетенные доказательства. Стало быть, слово об истине – это не слово Гегеля, не слово Канта, которых без особенной подготовки, без специального научного аппарата и читать-то почти невозможно. Но истина должна являть себя в простоте, истина должна быть доступной.

Поэтому, если вы хотите, чтобы слово было учительным, чтобы оно действительно отпечатлевало образ истины в уме, то ему должны быть свойственны определенные качества. То, что святитель Игнатий Брянчанинов называет «определительность» – ясность понятия в противоположность сбивчивости, сложности. Слову должна быть свойственна простота. Как истина проста, так и слово настоящее всем доступно. Наверное, такому слову должна быть свойственна и последовательность, в противовес хаотичности, сбивчивости. Как дорога, уводящая к горизонту, не может помешать, а помогает достичь цели, так и слово пусть не заставляет слушателя блуждать по закоулкам вашего усложненного сознания. Безусловно, это первое качество нашего слова обращено к уму человека. Но этого мало.

1. 2. Delectare

Слово, по убеждению античных мудрецов, еще и призвано касаться вашего сердца, области чувств ваших. И здесь перед нами стоит задача «delectare» – усладить ваше сердце. Усладить не в смысле – сказать нечто льстящее падшим вкусам публики, а в смысле – убедить ваше сердце своей внутренней и внешней красотой, чистотой, достоинством.

Мы знаем, что древние много работали над стилем. Это то, что относится непосредственно к нашему предмету. А вот святой апостол Павел называет себя невеждой в слове (2 Кор. 11, 6), имея в виду, что он не заботится о внешних достоинствах слова. И слово мое, – говорит он, – и проповедь моя не в препретельных человеческия премудрости словесех, но в явлении Духа и Силы (1 Кор. 2, 4). Т.е. проповедь должна воплощаться не в тех словесах, которыми препираются между собою мудрецы века сего, или, как в русском переводе того же места сказано, не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией (1 Кор. 2, 4-5). Т.е. Сам Дух Божий, который, по слову преподобного Серафима Саровского, «радостотворит» все, к чему прикасается, конечно же, и слово формирует в соответствии с законами красноречия. Слова, пронизанные благодатью Духа, прекрасны и совершенны, существенны и содержательны. Дух Божий дарует христианину зрелую пшеницу мудрых мыслей, предоставляя непокорным Евангелию умножать плевелы собственного скудоумия.

 И вот оказывается, что слово обращено к сердцу и воздействует на сердце, может быть, отчасти, как музыка воздействует. Власть музыки над сердцем – это власть гармонии, красоты, лада, созвучия, которым невольно покоряется душа, созданная по образу и подобию Божию. А в душе ведь есть это стремление к красоте – одно из Божественных совершенств. Человек, созданный по образу Божию, всегда эту красоту ищет, невольно ею любуется. Существо нравственное и жить хочет красиво, не в смысле обеспечения материального, как говорят, красиво жить не запретишь, а в смысле достоинства своих слов, поступков и мыслей.

Наверное, одна из наших задач – это овладение таким красивым, гармоничным словом, которое врачует даже внешними своими достоинствами, а при наличии его духовного качества слово действительно оказывается исцеляющим душу современного человека, пораненную, искалеченную, такую душу, о которой один из известных писателей сказал: в аду порядка не ищи. И если проповедующий сам не имеет вкуса к слову, не чувствует своего слова, никогда и не задумывался, какие лексические средства он употребляет, и вообще каков его багаж словесный; если он никогда не изучал синтаксиса, морфологии и грамматики, а как выучился с детства говорить, так и говорит – то, конечно, ему невдомек, что, допуская явные грамматические ошибки, вступая в противоречие с принятыми литературными нормами языка, путая спряжения, склонения, ставя слова в каких-то чудных падежах (называя, например, «мышь» – «мышом»), он может много повредить своему слову. Хотя, конечно, по большому счету, православные студенты ему это прощают охотно, если мышление у него православное. Но для нас с вами задача словесного услаждения является очень даже немаловажной. Отметим, что в нынешний век почти никто из людей говорящих не думает и не заботится об этом, разве что только те, кто себя осознают такими творческими личностями: поэты, писатели. Но зато им, если они не православные люди, конечно же, соотношение этих задач не очевидно. Они приносят содержание в жертву форме, и, таким образом, слова их становятся пустым звуком.

1. 3. Movere

Наконец, третья составляющая триединой задачи, пришедшей к нам из античных времен, выражается латинским глаголом «movere», по-английски «move» – двигать. Слово обращено не только к уму и сердцу, но и к воле человека, деятельной способности души. Истинное слово, о котором мы говорим, – сильное слово. Оно, конечно же, насыщено энергией благодатной жизни, энергией добра, любви, той энергией, которой и свершаются благие дела, достойные Господа Бога. Об одном слове мы говорим: безжизненное, вялое слово, а о другом говорим: сильное, действенное, которое побуждает человека исполнить слово, жить по нему. И на самом деле, искусство речи только во вторую, а может, даже и в третью очередь состоит в том, чтобы delectare – услаждать сердца. Но прежде всего за этой дисциплиной стоит жизнь говорящего. Если сам он не подвижник, хотя бы немного, если сам он не двигается в нужную сторону, то какой толк будет от всех его ученых штудий? Потому что наполнить слово энергией добра можно, лишь живя по заповедям Господним, которые суть истинное благо для исполняющего их.

Какова природа воздействия слова, исполненного жизни? Это воздействие не насилует, как и благодать не насилует. В этом отличие проповеди от пропаганды, благовестия от агитации. В этом отличие истинно духовного слова от слова, исполненного обыкновенной земной силы, психологического нажима. Таким психологическим нажимом владеют, например, люди, которые прошли курс рекламного агента. У них задача, например, заставить вас купить именно «Лесное» мыло, а не «Земляничное». Также какой-то особой силой насыщено слово цыганки. Хотя цыганки еще и ловкостью рук обладают, но совершенно очевидно, что и в слове их заключено что-то темное, магическое, обезоруживающее даже опытных, кажется, в житейском отношении людей, которые, словно безвольные куклы, отдают этой случайно встретившейся немытой, нечесаной гадалке свои месячные сбережения.

Но мы более о цыганках говорить не будем, от них надо держаться подальше, а вот надлежит сказать, что на духовном поприще, к сожалению, очень часто можно встретить подмены как раз в области movere, т.е. в области внутренней силы слова. Очень часто проповедники, в своем роде опытные, пользуются запрещенными приемами, т.е. изучают каким-то образом падшее человеческое сердце или, действуя непосредственно по наущению лукавого, стараются воздействовать на слушателя и ввести его в состояние безгласия, бессловности, каким-то образом подавить, подчинить себе волю слушателя. Это сущие разбойники, о которых сказано: не входяй дверьми во двор овчий, но прелазя инуде, той тать есть и разбойник (Ин. 10, 1). Т.е. идут к слушателю не с открытым сердцем, не к сердцу обращаются, а пытаются просто подавить критическое восприятие, каким-то образом привести слушателя в состояние нравственного паралича. Этим владеют сектанты, безусловно, все масти, их великое множество. Но как владеют? Им бесы помогают, если им еще и от природы даны какие-то риторические способности, владение аудиторией, педагогические навыки, умение работать с массами.

 Встречается это и среди нас, православных. Иногда человек то ли по властолюбию, то ли по гордыне или по каким-то другим внешним, земным мотивам, так говорит слово, что вызывает скрытое сопротивление у духовно опытных или у людей с чистым сердцем. Одно с другим здесь, конечно, сочетается. Бывает, что и человек, совсем не посвященный в опыт духовной жизни, почему-то не принимает слова, что-то ему не нравится в говорящем. Бывает, что человек, хотя сам и не имеет истинного смирения, но он уже стреляный воробей, его на мякине не проведешь. И поэтому он способен некоторым сердечным чувством взвесить нравственные достоинства говорящего, никак его, безусловно, не судя, что было бы грехом.

Мы уже говорили с вами о том, что словом выявляются личные качества. Проповедующий сам о себе все расскажет, хотя бы говорил и о других, даже на отвлеченных примерах. Так вот, то слово, которое насыщено энергией добра, то слово, за которым стоит деятельная жизнь, т.е. личное покаяние, молитвенная обращенность к Богу, сопротивление злу, трезвение, целомудрие сердечное – такое слово, конечно же, в принципе чуждо какой-либо агрессии. Это слово охотнее устремляется к Богу, чем к людям. Это слово, при всей его насыщенности добром, никак не посягает на человеческую свободу. Это слово уподобляется благодати Божией. А благодать Божия никогда не ломает человека, никогда не действует без него. Но благодать лишь возбуждает, располагает, являет образ истины, предлагает свою помощь и... ждет ответного шага. Тогда и происходит соработничество немощи человеческой и силы Божией. Как, скажем, замерзший путник может почуять тепло и тотчас повлечется в дом, где жарко натоплена печь и потрескивают дрова; или заплутавший в темноте устремится на огонек; или оголодавший почует запах здоровой и сытной пищи – так вот и Божья благодать не строит никаких миражей, не прельщает, не обманывает, но делает все от нее зависящее, чтобы слушающий сам захотел войти, склониться к этому оазису живой воды и от него черпать.

Вот, коротко говоря, пополненное нашим христианским размышлением учение античных риторов в его очищенном и облагороженном виде, которое, мне кажется, очень пригодно для слушателей Богословского института. Что, между прочим, из этого следует? Из этого следует, что обращение к людям – дело весьма и весьма ответственное, к которому надо готовиться, и готовиться не столько в смысле изучения соответствующей литературы, сколько в смысле вашего нравственного, духовного состояния.

Бывает, что человек, нагрешив, лишается дерзновения в слове, лишается легкости слова, лишается силы слова, потому что он не носит в своем сердце мира Христова, не чувствует свободы от страстей, осознает себя побежденным, а не победителем злобы мира сего, и поэтому предпочитает молчать. Только если спрашивают, кратко что-нибудь ответит. Как ему проповедовать и мыслями делиться? Что я такая-этакая за птица, чтобы еще чем-то делиться? Помните, как Молчалин у Грибоедова говорил: В мои лета не должно сметь свое суждение иметь?[5] Суждения-то у него были, но он сознавал всю их низость и поэтому предпочитал молча, втихую добиваться своего. А тот, кто проповедует, он весь на виду. И поэтому даже малая нечистая мысль, сокрытая в глубине души, может внезапно проявиться в его речи и наказать такими последствиями, какие надолго оставят его позади молчалиных.

Лучшей подготовкой к общению с людьми является частая исповедь, Причащение Святых Христовых Тайн и молитва. Скажем, святой праведный Иоанн Кронштадтский, который все время был с людьми и на людях, умудрялся уединяться на полчаса, на 40 минут, на час. Как говорят его биографы, он освежал свои внутренние силы молитвой к Богу и чтением Священного Писания. Когда мы читаем Писание, то, как известно, Сам Бог беседует с нами, а когда мы молимся – мы беседуем с Творцом. И по опыту можно сказать (по опыту тех, кто проповедует), что в личном общении с аудиторией нам куда больше помогает малое молитвенное уединение, чем лихорадочное подчитывание, перечитывание, желание ухватить будто бы недостающую нам информацию. Студенту это, конечно, привычно, коль скоро он должен сдать экзамен и ждет счастливого билетика, но педагогу, учителю, воспитателю, безусловно, радеть нужно о вот этих качествах сердца. Тогда Бог и слово ему даст. Как говорил святитель Тихон Задонский: любовь найдет слова. Любовь ко Христу и, соответственно, любовь к людям научит вас, что и как сказать.

Теперь мы с вами обратимся к Новому Завету и из него извлечем некоторые свидетельства, касающиеся речений Христа Спасителя.